Стар Лей
Первый день весеннего тепла. Тянулись к солнцу сотни головок распустившейся в самых неожиданных местах мать-мачехи. Вроде неказистый цветок, а как он радует глаза, этот предвестник скорого лета. Всё, кончилась зима с её метелями и наледями! Можно, наконец, снять эту опостылевшую зимнюю резину, забыть о проблемах зимних запусков и этой кошмарной снежно-солевой каше на дорогах. И хотя разумом понимаешь, что будут ещё и заморозки, и мокрый снег, душа всё равно ликует, - Лето, лето!
Хочется прыгнуть за руль и катить куда-то вдаль, по этим чудному, сухому асфальту.
А ещё просто сесть и наслаждаться этим первым теплом, когда столбик в термометре впервые преодолел отметку в двадцать градусов.
Вот этим сейчас и занимались Петрович, Витальевич и Иванович. Они сидели на крыше гаража задумчиво глядя вдаль, где чёрную стену пригородного леса уже начала разбавлять первая зелень. Каждый мусолил свою, только ему ведомую мысль, усиливая процесс красным сухим вином.
Где-то внизу потрескивали в костре дрова, а в ведёрке булькал разогреваясь битум. Что делать, лето не только тепло, а ещё и дожди. Надо чтобы крыша не протекала. А за зиму, то рубероид кое где отслоился, то скидывая снег, дыр наделаешь. Самое время исправить.
Вот пока битум разогревался, компания и предавалась созерцанию красот природы, под сухое красненькое. Кстати, попить вина перед работой, подал идеею Иванович, дескать, вино не водка, рабочий настрой не убьёт.
Однако философское молчание оказалось далеко не всем по нраву.
- Ну что, так и будем в молчанку играть? Рассказал бы кто чего.
- Вот ты и расскажи, - меланхолично ответил Витальевич.
- А что я то… - попытался было пойти в отказ Петрович, но вовремя вспомнил, что это он начал разговор, - Чего рассказать-то.
- Страшилку какую, как в детстве, - хихикнул Иванович.
- Да ну вас, - обиделся Петрович, наполнил опустевший стакан и опять стал созерцать тот самый, пригородный лес.
Но минуту спустя его лицо просияло.
- А вот и расскажу!
Витальевич с Ивановичем переглянулись, но перебивать не стали, пусть сказывает.
- Вот скажите, мужики, вам не бывает жутковато, когда доводиться на ночь одному в квартире ночевать?
- Нет, конечно! – поспешно ответил Иванович, хотя, если положить руку на сердце, ему было в такой ситуации некомфортно, по крайней мере трезвым.
- А вот мне раз довелось такую жуть испытать, причём днём…
- Что, не мог вспомнить, куда заначку от жены спрятал? - съязвил Иванович.
- Да нет, - пропустил мимо ушей колкость Петрович, - И не в квартире это было, в лесу. Прошлым летом, в августе поехал я за грибами…
- Козёл ты, козёл! Втихаря, значил, смотался, - возмутился Витальевич, - Знал же, что у меня движок на переборке был. И не позвал…
- Я не звал? Да я три дня тебе до того названивал, а трубку не брал.
- Ладно, замяли, - перевёл Витальевич стрелки, вспомнив, как был в командировке в те дни.
- Замяли, замяли, - пробурчал Петрович, - Я тогда такое место разведал, а вы с Ивановичем как назло, в гаражи носа не кажите. Ни одного, ни другого. Как сквозь землю провалились. Вот я и рванул в одиночку.
Место там действительно знатное. И главное, кто не знает, в жизни туда не попадёт. Вроде и с асфальта его видно, и грунтовка туда идёт. Только она вся разбита, размыта, в сухую погоду ещё проскочить, а чуть дождик и не рыпайся, суглинок. А когда сухо, так какие же грибы в сушь? Только я совершенно случайно другую дорогу нашёл. У нас в управлении, попалась мне карта нашего заброшенного карьера, с подъездными путями Там если свернуть направо попадаешь… ладно, потом покажу.
Так вот, добрался я до этого леса, вернее не леса, а группы лесочков, с одной стороны к карьеру примыкают, с другой к одичавшему полю. Сплошь дикая поросль берёзы с осиной. Идеальное место, я за час багажник подберёзовиками с подосиновиками забил. И белых довольно много попалось. Как бы и домой пора, да как-то стрёмно, всего час по лесу побродить и возвращаться, и жадность взыграла.
Решил я ещё в другую сторону по опушке пройтись чуток. Лучше бы не ходил. Как пошли подберёзовики, один другого краше. Знаете, бывают такие, крепкие, ножка стройная, твёрдая, не всякий белый такой похвастает. Корзинка моя вмиг потяжелела, я уже себе говорить начал, - Вот ещё один и назад.
А оно как назло, пока за одним нагнулся, ещё три заметил.
Неизвестно, сколько я так собирал, как вдруг, такая жуть, такой ужас на меня накатил, даже ноги подогнулись. Вот клянусь, не сходи я в кусты пол часа назад, точно бы в штаны наложил. Секунд пять по сторонам озирался, пытаясь со страхом совладать, а потом как рвану со всех ног к машине…
- Грибы конечно бросил, - вставил слово Иванович.
- Не, не бросил, у меня от страху пальцы сами на ручке корзинки так сжались…
- Не от страху, а от жадности, - уточнил Витальевич.
- Идите вы, будете издеваться, вообще ничего рассказывать не буду.
- Не обращай на нас внимания, Петрович, - примирительным тоном сказал Иванович, наполняя вином стаканы, - Рассказывай, что дальше?
- Значит, добежал я до машины, пытаюсь дверь открыть, да не могу. Глядь, а у меня же корзинка в руках! Я её вместо ключа пихаю. Швырнул я корзину на землю, открыл наконец дверь, прыгнул за руль и собрался было по газам дать, как вдруг другая мысль прошибла меня. А чего это я, дурак, бегу? Никакого страха и ужаса уже нет.
Вышел я на улицу, поднял корзинку с грибами, на заднее сидение поставил, закурил.
Оно можно было и домой ехать, только любопытство меня разобрало. Что же это меня так напугать смогло? Вытащил я из багажника штыковую лопату, запер машину и туда.
Иду, уже не на грибы смотрю, а по сторонам озираюсь. Ничего подозрительного, но как только стал подходить к тому месту, так сначала тревожно стало, а потом опять ужас обуял. Опять ноги в руки и ходу, на этот раз недалеко. Дошло до меня, что есть некая граница, дальше которой нельзя.
Я потом осмелев ещё несколько раз проверил, точно есть рубеж, дальше которой ужас не пускает. Кажется, там даже воздух какой-то упругий что ли.
- Так что же там было? - вполне серьёзно спросил Витальевич.
- А фиг его знает, я только границу нащупал. Спросить бы у кого, да как? Могут и на смех поднять. Может там объект секретный, а может и колдун какой похоронен, а его дух чужих не пускает, как знать…
- А скажи, Петрович,- на этот раз полюбопытствовал Иванович, - Вот так шёл, никуда не сворачивая, по опушке и на тебя накатило?
- Нет, там опушка как бы конус небольшой образовывает, а из неё старый овраг начинается. Травой заросший овраг, с пологими краями.
- А края оврага расходилась как рупор граммофона и дул небольшой ровный ветерок.
- Откуда ты знаешь? - подозрительно глянул Петрович.
Но Иванович проигнорировал его вопрос. Он просиял лицом и произнёс почти торжественно.
- Тебе, Петрович, как Одиссею посчастливилось песнь сирен услышать.
- Тихо там было, никто не пел…
- Иванович, причём здесь греческая мифология? - в свою очередь возразил Витальевич.
Но Ивановича не так просто было срезать.
- Да поймите вы, всё совпадает, овраг с лесом образовали природный рупор, в котором ветер генерировал звуковые волны особой частоты. А именно, инфразвуковой. Отсюда у Петровича и приступ паники, и ощущение упругости воздуха.
- Так Одиссей здесь причём? - переспросил Петрович.
- Ты что, не помнишь эту легенду о Одиссее? Как он во время своего путешествия узнал как на одном из остров жили существа, наполовину женщины, наполовину птицы. Песен которых не мог вынести ни один смертный. И Одиссей, велел привязать себя к мачте, а команде залепить уши воском. Так он стал единственным человеком, который слышал сирен и остался жив, не прыгнул за борт.
- Знаю конечно, это когда-то в школе проходили.
- Но есть гипотеза, согласно которой, эта легенда родилась не на пустом месте. Учёные предполагают, некогда в Эгейском море существовал остров, в котором была удобная для мореплавателей бухта, но внутри которой, или на подходе к ней природа вот так же генерировала инфразвук. И местный народ тем и жил, что после перемены ветра собирал добычу с так неосторожно зашедших кораблей.
- Вот оно что, - задумчиво потеребил себе подбородок Петрович.
- А ты думал, Одиссей ты наш, сухопутный, - не преминул влепить товарищу новую кличку Витальевич.
Пока Петрович размышлял, хорошо это, или плохо, Иванович разлил вино по стаканам и снова задумчиво уставился за горизонт. Некоторое время молча, небольшими глотками смаковал вино, наконец, как бы ни к кому не обращаясь, произнёс, - А у меня тоже был момент, чуть не посидел от ужаса…
- А у тебя что случилось, Иванович, - осторожно, дабы не сбить рассказчика с мысли спросил Витальевич.
- Я на вертолёте Ми-четыре, ночью, в облаках падал.
Витальевич чуть было не захлебнулся вином.
- Слушай, Иванович, ты ври, да знай меру, - произнёс он отдышавшись, - Лет тебе сколько? Да когда ты в авиацию пришёл мы, гражданские, крайние четвёрки добивали. А у вас военных про них и думать забыли.
- Всё это так, Витальевич, только не перебивай, сейчас расскажу как дело было.
- Ладно, не перебиваю, говори, Иванович.
Иванович помолчал, отхлебнул вина, наконец, поймал почти ускользнувшую мысль. Ведь что главное в любом повествовании? Правильно его начать, настроить слушателей, дабы внимали каждому слову разинув рты, а не кидались под скептические ухмылки репликами.
- Я тогда как раз на втором курсе был, на лётной практике. Наш учебный полк давно перешёл на Ми-два, на них мы и летали, но десяток «четвёрок» стояло на консервации, мобилизационный резерв так сказать. Готовили нас по ускоренной программе, в сжатые сроки, но без сокращения объёма часов теории и налёта. И самое яркое воспоминание тех лет, это постоянное желание выспаться. Потому мы и «замыкали на массу» при первой же возможности, в любое время суток и в любых условиях. Даже когда с товарищем на правом сидении, за второго пилота летали и то прикорнуть умудрялись. Инструктора тоже уставили, даже больше нашего. Попробуй, поучи группу из шести гавриков, когда плюс тридцать в тени, а кондиционер в «двойке» не предусмотрен.
Вот для снятия усталости, раз в лето, поочерёдно одну из эскадрилий отправляли в профилакторий, одних инструкторов естественно.
А вот с курсантами поступали согласно правилу: воинская дисциплина обратно пропорциональна количеству свободного времени у личного состава. Потому, занятия, наряды, хозработы по полной программе. Но и здесь можно было найти, где отдохнуть от трудов.
Взять хотя бы караул. Кто служил, знает, это сродни наказанию. А если нести караул на аэродроме, за пять километров от гарнизона? Да летом? И главное, начальник караула не офицер, а наш же брат курсант, только с сержантскими лычками.
Так это же совсем другое дело! Здесь главное, чтобы начальство врасплох не застало. Потому под неусыпным влиянием мы держали единственную подъездную к аэродрому дорогу. Не так уж это сложно для тридцати человек, тем более, что посты караул на аэродроме выставляет только в ночное время.
А вертолёты? Да кому они нужны? Ещё попробуй, найди ночью в степи дурака, который через двойное колючее ограждение полезет с перспективой от нежданно проснувшегося часового пулю схлопотать.
Вот здесь нас очень выручили «старички» Ми-четыре. Стояли они как бы на отшибе и освещения там не было, зато с это пятачка отлично дорога просматривалась, до самого гарнизона.
Вертолёты, конечно, заперты и печати на дверях. Но мы народ ушлый, быстро выяснили, что снизу, в гондоле стрелка люк аварийного покидания есть, не опечатанный! И как всякий уважающий себя спасательный люк, мог открываться также снаружи.
И вот, в три ночи, выпало нам с товарищем наблюдение вести. Специально по двое ходили, чтобы разговорами друг друга ото сна отвлекать.
Продрали мы глаза и поплелись на этот импровизированный наблюдательный пункт. Залезли через люк в вертолёт, я занял командирское место, а дружок на правом кресле устроился.
Красота! «Четвёрка», она же высокая, не только дорогу, штаб и то видно. Ночь ясная, лунная. Короче незаметно и мыши не проскочить, а уж дежурному по части, или проверяющему подавно.
Сидим, значит, бдим, всякие басни травим. Только время к четырём, а в это время организм, особенно молодой уж дюже спать хочет, как ни борись.
Не знаю даже как, но мы не то, что уснули, в полудрёму какую-то впали. Ненадолго, минут на двадцать. И привиделось же мне за столь ничтожный срок не то видение, не то сон.
Будто я лечу ночью на этом вертолёте ночью, высоко, за облаками. Вдруг бац, двигатель заглох! Видать падла-напарник храпеть перестал. А далее и того хуже, вырубилось всё оборудование, погасли приборы, падать мы стали. Надо срочно на авторотацию переходить!
Я ручку дёргаю, тяну шаг, жму педали, а они не подаются, заклинило. Прыгать? Так нет на мне парашюта. Такая меня тоска с ужасом обуяли, так жить захотелось.
И тут я проснулся…
- Га-га-га! - заржали в один голос Витальевич и Петрович.
- Представляю, - отдышавшись, минуту спустя сказал Витальевич, - Что ты тогда ощутил…
- Что ты представляешь, что!? - в сердцах возмутился Иванович, - А ты знаешь, что у нас аэродром на возвышении стоял, а гарнизон в низине, в окружении русловых озёр да прудов? И для казахской степи перепад температуры между днём и ночью в двадцать градусов, плёвое дело?
Вот и сел такой плотный, приземный туман за те минуты что мы продрыхли. От самого носа вертолёта и покуда света Луны хватало. Всё скрыл зараза, и дорогу, и гарнизон.
Вот пред моими очами и предстала такая картина: звёздное небо, Луна, сплошное поле облаков, да тёмная кабина вертолёта и тишина в придачу. Леденящая сердце тишина, вместо рокота двигателя.
Я как увидел, так сразу шаг вниз, ручку от себя и левую педальку соответственно. Чтобы обороты винта не падали и скорость разогнать. Вернее пытаюсь это проделать без всякого успеха, всё колом стоит. Оно и понятно, вертолёт же на консервации, всё застопорено.
А тогда меня такой ужас прошиб, тот что во сне был, детской забавой показался.
- Представляю. Я бы и сам в такой ситуации заблажил, только погоди минуту, - сказал Витальевич и опять принялся хохотать. Ему принялся вторить Петрович, да и Иванович не удержался от улыбки.
Когда, наконец, страсти улеглись, рассказ был продолжен.
- Запаниковал я тогда. Так дёргал это проклятое управление, что дружок проснулся тоже. Потом мужики говорили, что я рычаг шага таки согнул. Врут гады, это так и было…
О чем я? Ага, проснулся дружок и вполне адекватно ситуацию оценил. Так же как и я.
- Сеть на аккумулятор переключай! - орёт, - И подсвет приборной доски вруби!
Я метнулся к электропульту и в который раз похолодел, на сей раз от осознания, ну не знаю где этот электропульт. В этом же «динозавре» всё по-другому расположено.
Одним словом мечусь как белка в колесе, да всё зря. И тут случайно свой карабин задел, я его поверх приборной доски перед тем как отрубиться пристроил.
Грохнулось это стрелковое изделие сорок седьмого года выпуска мне на ноги, больно зараза. А у нас как пелена с разума слетела, вмиг поняли что к чему. И тут же принялись хохотать, как два истерика.
За этим занятием нас сменщики и застали. Мы, конечно, сдуру и им рассказали. Поржали над нами товарищи с недельку, да и позабыли. Они позабыли.
А вот у нас проблемы начались. Стал нам сей полёт сниться, с полным довеском ощущений. И чем дальше, тем хуже.
Идти в санчасть? Так спишут к чертям, а то и в дурку упекут. И упекли бы, мы ухе по ночам и вскрикивать. Спас нас случай.
Как-то, будучи в наряде по кухне отрядили меня на склад солений, квашеную капусту получить. А там заведующим один дедок работал, словоохотливый такой. Разговорились, оказалось лётчик в отставке. Та ещё биография, начал на И-шестнадцать, после войны на реактивные МиГи переучился, а когда медики ограничение влепили, на Ми-четвёртых службу и закончил. Поведал я ему о нашей беде. А с кем ещё поделиться?
Засмеялся дел, - Ерунда это, а не беда. Сейчас я для вас лекарство принесу, за три дня, если постараетесь, излечитесь. Жди.
Убежал дед в свою подсобку и вернулся минуту спустя со свёртком.
-Вот, - говорит, - Когда полк перевооружали, много их в макулатуру выбросили, а я часть сохранил. Знал, что пригодится.
Развернул дед свёрток, а там две книжки, инструкции экипажу Ми-четыре. Я сначала решил, издевается старик. А он на полном серьёзе.
- В этом, хлопец, ваше спасение. Как назубок выучите работу с оборудованием кабины, где что находится, как запускать, как в особых случаях действовать, так ваша хворь и сгинет.
Принёс я книги в казарму, посоветовались с товарищем и решили: нам сейчас и соломинка подмога, да и вряд ли хуже будет.
Учили тайком, чтоб никто не зубоскалил. И ведь помогло, прав дед оказался! Мне только один раз тот кошмар пытался присниться, но я то уже был знаниями подкован. Вмиг ситуацию разрулил.
Я и сейчас храню ту книгу, она мне как талисман…
- Да, Иванович, не знал что ты у нас такой ночной летун, - только и сказал Петрович.
Тем временем Витальевич в один глоток добил остатки вина в стакане, ни дать не взять, как самокрутку перед атакой.
- А вот у меня мужики было так было… да не во сне, а реально костлявой в глаза заглянул, с жизнью попрощаться успел…
- Это как, Витальевич, в самолёте падал? – сдавленным голосом спросил Петрович.
- Где там в самолёте… на отдыхе, - грустно улыбнулся Витальевич, - я тогда как раз первую свою «копейку» купил. И махнули мы тогда с дружбанами к Чёрному морю. Там в районе Очакова изумительный кемпинг был. Полный сервис для авто путешественника по тем годам. И море там ласковое, чистое. Одно плохо, отмель слишком большая. Пока по грудь забредёшь, пол километра протопаешь. Зато сколько там рыбы было, о креветках и не говорю. За час, на кусок марли, ведро наловить можно. Правда, меня тогда другие рыбки по молодости лет интересовали. И не могу пожаловаться, что рыбалка безуспешной была. Как прознали что те трое холостяки, да с машинах… да, было время.
Как-то раз загораем мы на песочке, а рядом четыре девушки, как бы случайно принялись в пляжный волейбол играть. Играют, а в нас глазками постреливают. Там одна брюнетка, такая ладненькая была. А помните, в те годы были такие большие мячи надувные, из клеёнки. Всем хороши, только больно уж лёгкие. Чуть ветер дунет и понесло его.
Вот ветер и дунул. Упорхнул мяч от девочек и запрыгал к морю. Они естественно к нам, - Мальчики, не поможете?
Меня дважды просить не пришлось, вскочил и за мячом. А тот чёртов пузырь, уже до воды добрался и запрыгал на волнах. Вроде и ветерок не сильный, только по воде же не разгонишься. Так и пошло, я к мячу, а он от меня. Не заметил как уже на глубину забрёл, плыть пришлось. И что обидно, совсем рядом же мяч, ещё рывок и поймаю, а ветер как дразнится, всё время дистанцию держит.
Мне бы плюнуть, да к берегу заворачивать. Так нет же, мужская гордость взыграла. Вот и тянусь как дурак за этой пустышкой.
Но видать ветру надоела эта игра, подхватил он мяч и так понёс, что только моторкой догонять. И тут я заметил, а сил-то у меня почти не осталось, все на гонку израсходовал.
Повернул назад, мама родная! А берега почти и не видно, так далеко я уплыл. Пробую силы экономить, только что там уже экономить? Руки немеют, ноги того и гляди, судорога сведёт. Мысли дурные в голову лезут, папу и маму вспоминаю, себя до слёз жаль. Но я не сдаюсь, гребу к берегу. Только он зараза никак приближаться не хочет. Минут через пятнадцать понял, всё, не могу больше. Никакая вся моя жизнь перед глазами не пробегала, куда там. Из последних сил рванул вверх и пошёл солдатиком погружаться в пучину морскую.
Но едва вода мне по грудь дошла, как мои ноги в песок упёрлись.
Сказать, что это было как гром с ясного неба, ничего не сказать. Я же уже с белым светом простился. Сначала, подленькая мысль, - Я уже утонул, а это предсмертная агония.
Но потом, смотрю, что-то она долго длиться, да и на агонию не похожа. А дно, вот оно рядом. Песочек под ступнями, рядом рыбья мелочь плавает.
Постоял я, отдышался, а как силы вернулись, побрёл я к берегу. Метров через двести опять дно понижаться стало. Тут уж плыть пришлось. Но я уже не торопился, а сам то и дело вниз поглядываю. И как только зажелтело, опять пешком. Так раза три плавание с пешей прогулкой чередовал, пока на берег не выбрался.
А там, на берегу уже переполох, меня оказывается, полтора часа не было, спасателей уже на уши поставили.
Я состроил слегка виноватую физиономию, - Извините, - говорю, - не смог догнать.
Та самая брюнетка подскочила и как влепит мне пощёчину. Не сильно, правда. А потом обняла меня и давай рыдать. Я её успокаиваю, что для меня подобный заплыв пустяк, что дурак не предупредил, дабы зря не волновались. При том сам уже в это верю, а недавнее происшествие уже таким нереальным кажется. И уже другие мысли в голове, что ради такой…
- Эй, там, наверху! - донёсся с земли такой знакомый голос председателя кооператива, - Вы вниз то смотрите?
И вскочив, компания дружно вскочила и глянула вниз. Там на костре вовсю полыхало ведро с битумом. Густая чёрная копоть тянулась вдоль линии гаражей.
Председатель убедился что троица уже поспешно спускается по лестнице и продолжил путь.
- Тоже мне работнички, - бормотал он себе под нос, - Сидят себе, страшилки рассказывают. Как дети, ей богу!
Больше интересных статей здесь: Совет.
Источник статьи: Как дети, ей богу!.